Книга: Гербарии открытки… (Ирина Листвина); Геликон Плюс, 2016

Я нахожусь под глубоким впечатлением недавно прочитанной книги «Гербарии и открытки» И. И. Листвиной, появившейся на сайте ЛитРес.
Сам я принадлежу к поколению примерно на 25 лет моложе. Перестройка застала таких, как я, на выходе из школы. Но и мои детство и отрочество прошли в советское время, хотя (как мне тогда казалось!) в значительно более спокойной и обнадёживающей обстановке.
Что же больше всего удивило и обрадовало меня в этой книге ?
Прежде всего, детальность и выпуклость описываемых мест и отрезков времени, идёт ли речь о моём родном городе в послевоенный период, или о нём же, но в 50–х гг, или о мало кому известном посёлке Се–еве на Украине.
Мои ровесники получили представление о той эпохе преимущественно из журнальных статей периода после Перестройки. Или из воспоминаний знаменитостей тех лет, в которых основное внимание невольно уделяется и себе, и своему окружению.
С воспоминаниями же «о времени и о себе», причём в равной мере об обеих этих составляющих я встречаюсь впервые (если говорить именно об этом отрезке времени).
Невзирая на то, что время было нелёгким и девочке Ире (героине повествования) пришлось пережить многое, автору почти никогда не изменяет чувство пропорции и юмора. Так, в очень печальном се–евском эпизоде вдруг мелькают «весёлые гуси» (пережившие в качестве неизменной приметы времени и Гражданскую войну, и превращение сёл в колхозы, и немецкую оккупацию…) При послевоенных дачниках они «вновь приподняли свои многочисленные шеи и пластмассовые лодочки носов». Подобные детали (а они разбросаны в «Гербариях…» повсюду) очень облегчают чтение и вводят читателя в мир, которого он никогда не видел.
Близкими моему сердцу оказались и воспоминания из семейного альбома. Повторяю, у меня они свои, но тональность общая – к моему удивлению и радости.
И всё же, несмотря на оригинальный ракурс, в котором «сфотографированы» (я специально прибегаю к языку автора !) разные – и далеко не маловажные – детали, да и на множество неизвестных мне «подробностей времени», мне было бы нелегко по–настоящему войти в контекст этой книги, если бы не Отступления, написанные от лица взрослого (или просто авторского) я. Или же от лица нашей современницы, живущей сейчас и вместе с нами.
Я не совсем понял, в какой мере эта книга вымысел, а в какой – описание реальных событий. Но это и не так уж важно. Гораздо важнее то, что она обогощает наши представления о целом периоде российско–советской жизни, пусть не самом героическом, а переходном. О нём, к тому же, так мало информации – как достоверной и документально подтверждённой, так и взятой из личных воспоминаний и заслуживающей доверия – и притом на достаточно высоком литературном уровне.
Моя юность также пришлась на переломную эпоху (хотя и совсем иную), когда, при внешней обыденности жизни, решались как судьба целой страны, так и личные судьбы её жителей. В этом состоит ещё одна причина, почему мне оказалась близка книга «Гербарии, открытки…»

Илья Шагалов (Санкт–Петербург), физик и программист (компьютерное моделирование).

0    0

Я считаю «Гербарии и открытки» книгой, достойной, как говорилось в описанное в ней время, «широкого круга читателей». И думаю, что чем более разновозрастной и заставшей разные эпохи аудитории будет понятна и интересна эта книга, тем лучше. С одной стороны, автор открывает младшему поколению жизнь его сверстников из давно ушедших лет. А с другой – напоминает своим ровесникам (если они успели забыть), как те были детьми.
Я исхожу из того, что очевидец эпохи, снаряжённый добротным культурным багажом и склонный к рефлексии на почве наблюдательной и впечатлительной натуры, счёл нужным оставить современникам, но прежде всего потомкам, драгоценные свидетельства – и когдатошнего мира, и своей жизни «там и тогда».
Книга многоплановая, в ней имеется множество отсылок. Кому-то некоторые из них могут показаться лишними. Но и они раскрывают интересные особенности детского мировосприятия применительно к данной исторической обстановке.
Вот, например, сноска о геральдическом льве: она не только уводит читателя на минутку в сторону от входа в Академию художеств. Ведь этот лев, формально принадлежа к декору древнеегипетского сфинкса на набережной близ Академии, невольно напоминает и о том, что не так давно Египет был британским протекторатом.
Или сноска об «Интернационале». Казалось бы, тут уж и объяснять нечего… Но не все читатели младшего поколения знают о том, что он долгое время был гимном нашей Советской Родины, её исторически неотменимым символом.
Сноска про «Ир» – опять же нелишняя. Автор хочет «воспроизвести всё как было». Значит, пусть и зовут главную героиню в книге «по-маминому». А читатель в связи с этим вдруг да и вспомнит, как в детстве от его собственного имени мягко, легко отпадала последняя гласная…
Перечислять эти «мелочи» можно было бы долго. На мой взгляд, увлекательнее всего в «Гербариях и открытках» И. Листвиной именно детали, о которых сказано как бы вскользь, – а они в этой книге рассеяны в изобилии и с нетерпением ожидают того, кого до боли знакомый поколению автора Чернышевский называл «проницательным читателем».
Я не сомневаюсь в том, что эта книга найдёт своих ценителей – лично автору незнакомых, но словно только и ждавших, когда же он выскажется «о времени и о себе». Ведь чем меньше остаётся живых свидетелей того не планированного ими к завершению, но в итоге необратимо завершившегося периода, – тем дороже каждое сказанное ими неконъюнктурно честное слово.
А. Е. Моносов, редактор, г. Санкт-Петербург

0    0

Мне было очень интересно познакомиться с книгой И. Листвиной «Гербарии, открытки», появившейся недавно на сайте Литрес. Книга – многоплановая: в ней дневниковый рассказ ребёнка, становящегося по ходу действия подростком, перемежается с характерными событиями и персонажами, с картинами жизни и быта ушедшей советской эпохи 50-х.
Но я пишу не обо всей книге, а о своих впечатлениях, ведь я читатель, а не литературный критик.
Сюжет книги достаточно драматичен, но автором соблюдена простая пропорция детского восприятия – как бы грустно не было школьнице Ире, но ей (как правило!) не изменяют наблюдатель-ность и чувство юмора.
И всё же, самые яркие впечатления остались у меня от тех страниц, где преобладает светлый и жизнеутверждающий мажор – в восприятии природы и семейных отношений.
Или та «солнечная сторона» явлений, которая нашла своё место в (вымышленном Ирой? А на самом деле реалистическом, но по-детски) театрике «Кокон».
  Вот, например, глава «Как важно быть… хорошей». В ней присуствует чёткость чёрно-белых фотоснимков, но сами снимки цветные, радостные и красочные, я так-таки вижу и комнату на Владимирской площади в детский день рождения, и курортный посёлок Бирштонас с зеркальным озером, костёлом… и отдыхающими дачниками. Да и кафе «Квисисана» тех лет на Невском – со старшей официанткой, похожей на Элину Быстрицкую.
Ещё ярче глава «Отец и море», в ней восприятие просто светится, а Ира ощущает себя девочкой-дельфинкой и в самый обыкновенный солнечный день. А когда по морю начинают ходить высокие, предштормовые волны, отец Иры учит её плавно взлетать и опускаться вместе с ними. И это – её самое большое счастье: «Какой огромной радостью оказывалось и оборачивалось самое страшное на свете, „громады разъярённых волн“, рядом с ним, любящим море и меня великаном…».
А вот и сценка непосредственно из «Кокона» – в фотоателье. Фотограф (друг юности Ириной мамы) талантливый, но не вполне реализовавший себя художник. Чтобы растормошить девочку, он извлекает для неё (из целого вороха аксессуарных безделушек) парочку игрушечных деревянных птиц. И она, забыв обо всём на свете, вслушивается в их «пение», с головой уходит в кормление этих птичек и игру с ними…
Ещё лучше (то есть ещё солнечнее, живописнее и ярче) отрывок «Открытка тахты с отдыхающими днём родителями». Но пересказать его мне не удастся, это настоящая проза, её нужно читать.
Лучшее (на мой взгляд!) место во второй повести «Вокруг Владимирской» – глава «Мистическая фотография», в которой на помощь Ире, замученной хулиганами, проникшими в скверик у церкви, приходит сама Ксения Блаженная. Девочка и понятия не имеет о том, кто эта девушка в строгом английском костюме цвета хаки, так похожая на «училку-практикантку из Герценовского» в параллельном младшем классе.
Но неведение делает рассказ о чудесном спасении ещё правдивее и убедительнее. Ира не была крещена в раннем детстве (как и большинство советских детей, её сверстников). Но что-то в её душе пробуждается – как бы согретое летним солнцем в начале холодной весны – и помогает ей понять, что произошло настоящее, не просто сказочное, а изглубинное чудо.

0    0