Самая легкая лодка в мире (Коваль Юрий Иосифович); Азбука Издательство, 2014

Легкая, добрая и светлая книга. Таких сейчас очень мало.

0    0

Юрий Коваль - автор, знакомый с детства, толстая книга его зачитана до дыр.
В данном сборнике можно найти не только цикл его чудесных рассказов "Чистый дор", но и две повести: "Самая легкая лодка в мире" и "От Красных ворот". На "сладкое" идут еще 6 неизвестных мне ранее рассказов.
Удивительным покоем и радостью веет от произведений автора. У него легкий, почти невесомый слог и совершенно непередаваемое на словах настроение, в которое погружаешься каждый раз при прочтении.
Иллюстраций в книге нет. Это вариант карманной книжки. Для взрослых и детей, которым уже не страшны страницы убористого текста. Это достойная альтернатива дорогим иллюстрированным изданиям.
"Чистый дор" - можно читать маленьким детям вслух. Это добрые и милые рассказы про деревню и ее обитателей: про хозяюшку Пантелеевну, про девочку Нюрку, про карасей и рыжики, про "страшного" лесовика и многих других.

0    0

"С детства я мечтал иметь тельняшку и зуб золотой. Хотелось идти по улице, открывать иногда рот, чтоб зуб блестел, чтоб прохожие видели, что на мне тельняшка, и думали: "Это морской волк".
В соседнем дворе жил ударник Витя Котелок. Он не был
ударником труда. Он был ударник-барабанщик. Он играл на барабане в кинотеатре "Ударник". Все верхние зубы были у него золотые, а нижние — железные. Витя умел "кинуть брэк".
Перед началом кино оркестр играл недолго, минут двадцать, и наши ребята мучительно ожидали, когда же Витя "кинет".
Но Витя нарочно долго "не кидал".
Наконец в какой-то момент, угадав своим барабанным сердцем особую паузу, он говорил громко: — Кидаю!
Оркестр замирал, и в полной тишине начинал Витя тихохонько постукивать палочкой по металлическому ободу барабана и вдруг взрывался, взмахнувши локтями. Дробь и россыпь, рокоты и раскаты сотрясали кинотеатр."

"— Вы очень похожи на одного моего знакомого,— сказал
писатель Орлову, когда поезд тронулся.
— Не может быть,— ответил Орлов, который всегда был уверен, что не похож ни на кого на свете.
— Если сбрить вам бороду, будет вылитый товарищ Гусаков.
— Зачем же мне бороду сбривать?
— Это мы сбриваем мысленно, чтоб на Гусакова быть похожим.
— Да не хочу я быть похожим!
— Вот это правильно. И я бы не советовал походить на
Гусакова, потому что он неприятный человек. А все-таки вы похожи. Вы не родственники?
Орлов объяснил, что они не родственники, и отключился от вагонной жизни, уставившись в окно. Он явно обиделся на сходство с Гусаковым.
Писатель-путешественник тоже замолчал, потому что сходство было очевидным."

" — Люди в шляпах,— сказала Клара Курбе, задумчиво улыбаясь Орлову.— Какой интересный замысел!
— Все в шляпах,— заволновался Орлов.— И у каждого под шляпой свой внутренний мир. Видите этого носатого? Носатый-то он носатый, а под шляпой у него все равно свой мир. Как думаете, какой?
Девушка Клара Курбе, а за нею и остальные пристально
оглядели носатого члена скульптурной группы, прикидывая, какой у него внутренний мир.
— Ясно, что в этом человеке происходит борьба,— сказала Клара,— но борьба непростая.
Все снова вперились в носатого, размышляя, какая в нем может происходить такая уж борьба.
— Мне кажется, это борьба неба и земли, — пояснила Катара.
Все замерли, и Орлов растерялся, не ожидая, видно, от
девушки такой силы взгляда. Милиционер же художник отчетливо остолбенел. Ему, пожалуй, и в голову не приходило, что небо и земля могут бороться. Краешком глаза глянул он на пол, а после на потолок.
— Все это правильно,— чуть заикаясь, сказал Орлов.— Точно подмечено. Именно-борьба...
— А под той кривой шляпой,— продолжала Клара,— под той борьба огня с водой.
Милиционер с граммофоном окончательно пошатнулся. Силою своих взглядов девушка Клара Курбе решилась затмить не только граммофон, но и скульптурную группу. Милиционер-художник обеспокоился. Выбравши одну из шляп попроще, он ткнул в нее пальцем и сказал:
— А под этой происходит борьба добра со злом.
— Хэ-хэ,— ответила Клара Курбе.— Ничего подобного."

"— Как тут насчет рыбы? — спросил я, отвлекая разговор.
— Нету рыбы,— сказал Пашка и махнул рукой.— А вот щуки много.
— А щука — не рыба?
— Ты что, парень? Какая же щука рыба? Щука — это щука.
А вот окунь, подъязок, ляпок — это рыба. А щука — не рыба.
Она-то всю рыбу здесь и поела, а теперь щуку Папашка жрет.
— Какой Папашка?
— Тот самый, с Илистого озера. Он не только щуками, он
больше лосями питается.
Окуньки, что стояли под мостом, собрались в темный табунок.
Тыкаясь в скользкие сваи, они подымали головы, повиливали
хвостами против течения.
— А этих-то,— сказал я, указывая на окуньков,— Папашка
жрет?
— Жрет помалу,— ответил Пашка.— Но этих-то сколько надо на
три головы.
— Разве у него три головы?
— Одна — щучья, — сказал Пашка, загибая палец,— Другая —
медвежья, третья — человечья. Щучьей-то он рыбу жрет, а
медвежьей — лосей.
— А человечьей? — спросил все-таки я.
— А человечьей что попало,— ответил Пашка.— Мы-то что
попало едим, так и Папашка.
— А людей он как? — осторожно спросил я.— Трогает?
Пашка серьезно посмотрел на меня, печально и значительно
кивнул,— увы, людей он тоже трогает."

"Ночь приблизилась, подошла вплотную, и ничего вокруг нас не
осталось, только костер, только мы с капитаном, только ведро,
из которого валил пряный пар, да песчаная кайма берега и
серебристый нос "Одуванчика", подвинувшегося к костру поближе.
Капитан снял с костра ведро и вывалил раков на траву. Груда
раков, курган раков, гора Казбек раков возвысилась над землей
рядом с мигающим жарким костром. Бурые панцири, алые клешни,
багровые усы тянулись к небу, нацеливались, угрожали и просто
так торчали в разные стороны.
Не раков и не рыцарей в багряных теперь доспехах напомнили
они, а жителей планеты Сатурн, космических пришельцев, которых
мы с капитаном по глупости наловили, сварили и приготовились
есть. И я содрогнулся, представив, как прилетят на Землю эдакие
пришельцы в форме раков, а какиенибудь типы, вроде нас с
капитаном, сунут их в свой наивный бульон.
Капитан тем временем схватил космического гостя, обжигаясь,
взломал панцирь, с хрустом оторвал шейку и высосал брызнувший
сок. Поканнибальски подмигивая мне, он сопел и грыз.
Откровенное блаженство было нарисовано на лице пожирателя
пришельцев из космоса.
— Помню, с Петюшкой Собаковским...— журчал каннибал-фотограф.
— Ну и раки были тогда... А ты что сидишь?
Бери вон того здорового.
— Что-то не могу,— сказал я.— Мне кажется, это пришельцы."

0    0