Замогильные записки Пиквикского клуба. В 2-х томах (Диккенс Чарльз); Издательский Дом Мещерякова, 2016

Справедливости ради, следует отметить, что в аннотации приведены ошибочные сведения. Иринарх Введенский - совсем не "первый, кто подарил русскому читателю возможность насладиться дебютным романом Чарльза Диккенса".
История переводов этого романа Диккенса пошире будет.
Первый русский перевод «Записок Пиквикского клуба» появился в 1838 году в журнале «Сын Отечества и Северный архив» за ноябрь—декабрь [«Сын Отечества», 1838, т. 6, № 12], т.е. спустя приблизительно год после окончания выпуска этого романа в Англии. Второй перевод (пер. В.А.Солоницына) появился в мае—августе 1840 г. в журнале «Библиотека для чтения» [«Библиотека для чтения», 1840, т. 40, № 5—6, т. 41, № 6—7]. (см., например, "Вестник Московского университета", серия 22, 2014, №1, стр. 127-142)
Перевод же И. Введенского печатался в журнале "Отечественные записки" в 1849-1850 гг., т. е. спустя 10 лет после издания первого перевода в России.
В конце XIX века вышло еще 3 перевода "Посмертных записок Пиквикского клуба": М. А. Шишмаревой (Сочинения Чарльза Диккенса: Полн. собр.: В 10 т. СПб.: Ф. Павленков, 1892—1897. Т. 6), В. Л. Ранцова (Собрание сочинений Чарльза Диккенса: В 35 т. СПб.: Тип. Пантелеевых, 1896—1899. Т. 1) и перевод неизвестного автора, опубликованный в двухтомнике «Замогильные записки Пиквикского клуба», выпущенном в Санкт-Петербурге А. С. Сувориным в 1894 г.
Именно последний двухтомник и был использован Г.Шпетом в качестве основы для работы над своей редакцией этого перевода, которая и была опубликована в 1932 году как Диккенс Ч. Посмертные записки Пиквикского клуба (сокращенный перевод с английского) / Под ред. А. Г. и Г. Ш. М.
Л.: Молодая Гвардия, 1932 и о которой упоминается в предыдущем отзыве.
Под аббревиатурой Г.Ш скрывается Густав Шпет, а точное значение аббревиатуры А.Г. неизвестно, возможные кандидаты - это Аркадий Горнфельд или Александр Габричевский (подробнее об этом издании можно прочесть у Андрея Азова "О переиздании перевода «Посмертных записок Пиквикского клуба» под редакцией Густава Шпета").

0    0

У Введенского всё же пересказ, а не перевод. Чтобы не быть голословным, даю фрагмент оригинального текста и два перевода (привычный, Кривцовой - Ланна и - Введенского). Судите сами.
‘Well, you are a nice young ‘ooman for a musical party, you are,’ said the boot–cleaner. ‘Look at these here boots—eleven pair o’ boots
and one shoe as belongs to number six, with the wooden leg. The eleven boots is to be called at half–past eight and the shoe at nine. Who’s number twenty–two, that’s to put all the others out? No, no
reg’lar rotation, as Jack Ketch said, ven he tied the men up. Sorry to keep you a–waitin’, Sir, but I’ll attend to you directly.’
Пер. Кривцовой и Ланна:
"— Ладно, я знаю, вы умеете сладко петь, — сказал чистильщик сапог. — Поглядите-ка на эти-вот сапоги: одиннадцать пар сапог да один башмак из номера шестого, с деревянной ногой. Одиннадцать пар должны быть готовы к половине девятого, башмак к девяти. Кто такой номер двадцать второй, чтобы все ему уступали? Э, нет, в порядке очереди, как говорил Джек Кеч*, вздергивая людей на виселицу: простите, что заставляю вас ждать, сэр, но сейчас я вами займусь.
*Джек Кеч — лондонский палач Джон Кеч (жил во второй половине XVII века, после реставрации Стюартов), чье имя и фамилия («Джек» — уменьшительное от «Джон») стали нарицательными для палача."
Пер. Введенского:
"— Как не слышать вас, соловей мой голосистый! Очень слышу, ласточка вы моя. Да только вот что, касатка: здесь, видите ли, одиннадцать пар сапогов да один башмак, который принадлежит шестому номеру с деревянной ногой. Одиннадцать сапогов, трещетка вы моя, должны быть приготовлены к половине девятого, а башмак к девяти. Что за выскочка двадцать второй номер? Скажите ему, сорока вы моя, что на все бывает свой черед, как говаривал один ученый, собираясь идти в кабак."
На мой взгляд, юмор у Введенского... своеобразный. Вероятно, в наше время он мог бы писать монологи для юмористов эстрады.

0    0

Ну неужели Введенский??? Наконец???
Ещё в школе я читала все романы Диккенса (кажется, кроме двух-трёх), но с "Записками" справиться так и не смогла. Книга в советском переводе показалась мне безумно скучной: я дошла, кажется, до двадцатой главы и бросила. А потом на моей второй работе (в редакции газеты) в библиотеке оказался этот перевод - маленькие зелёные книжечки в приложении к журналу "Нива". И, как ни странно, я прочла эту книгу буквально за пару дней и смеялась над этими персонажами, которые казались такими скучными и непонятными. И до сих пор улыбаюсь, вспоминая некоторые моменты (особенно выборы и предвыборную агитацию: "Горячо работают, Сэм? - Кипятком, сэр. В жизнь не видывал такого пьянства и обжорства").
К. Чуковский в "Высоком искусстве" сделал Введенскому крайне плохую рекламу: мол, и выдумки у него, и отсебятина, и русификация. Я как-то посравнивала первые главы перевода Введенского с оригиналом, и я думаю, что по крайней мере конкретно в отношении "Записок" Чуковскому надо было бы снизить градус своей критики процентов эдак на 75. По большей части перевод Введенского достаточно точен, есть пропуски, сделанные по цензурным условиям (например, Джингль упоминает своё якобы участие в революции 1830 года и казнь Карла I), а многие отсебятины, по моему, конечно, личному мнению, даже не отсебятины, а некая попытка создать то эмоциональное впечатление, которое создаёт английский текст, когда словами передать это нельзя.
Давайте я тоже не буду голословной и приведу цитаты из оригинала и обоих переводов:
-----
'Conquests! Thousands. Don Bolaro Fizzgig—grandee—only daughter—Donna Christina—splendid creature—loved me to distraction—jealous father—high-souled daughter—handsome Englishman—Donna Christina in despair—prussic acid—stomach pump in my portmanteau—operation performed—old Bolaro in ecstasies—consent to our union—join hands and floods of tears—romantic story—very.'
'Is the lady in England now, sir?' inquired Mr. Tupman, on whom the description of her charms had produced a powerful impression.
'Dead, sir—dead,' said the stranger, applying to his right eye the brief remnant of a very old cambric handkerchief. 'Never recovered the stomach pump—undermined constitution—fell a victim.'
- Побед? Тысячи! - - Дон Болеро Фицгиг-гранд - - единственная дочь - донна Христина - - прелестное создание - - любила меня до безумия - - ревнивый отец - - великодушная дочь - - красивый англичанин - - донна Христина в отчаянии - - синильная кислота - - у меня в чемодане желудочный зонд - сделали промывание - - старик Болеро Фицгиг в восторге - - соглашается на наш союз - - руки соединены и море слез - - и романтическая история - весьма!
- Эта леди теперь в Англии, сэр? - полюбопытствовал мистер Тапмен, на которого описание ее прелестей произвело сильнейшее впечатление.
- Умерла, сэр, умерла, - сказал незнакомец, прикладывая к глазу остаток древнего батистового платочка, - не могла оправиться после промывания - слабый организм - - пала жертвой.
(Кривцова и Ланн)
-- Побед? Тысячи! Дон Боларо Фиццгиг... Гранд, старик ... единственная дочь ... Донна Христина ... блистательная красавица ... влюбилась по уши ... ревнивый отец ... гордая испанка ... прекрасный англичанин ... Донна Христина в отчаянии ... приняла яд ... рвотного дали ... желудочный насос ... сделали операцию ... Старик Боларо вне себя ... согласился ... соединил наши руки ... потоки слез ... романическая история ... очень.
-- Что ж? Донна Христина теперь в Англии, сэр?-- спросил м-р Топман, приведенный в восторженное состояние поэтическим изображением прелестей испанки.
-- Умерла, сэр, умерла,-- сказал незнакомец, приставив к глазам коротенький остаток носового коленкорового платка,-- операция трудная ... не перенесла ... нежная комплекция ... погибла жертвой.
(Введенский)
-----
Я более, чем кто-либо другой, за буквальный перевод, но честное слово, когда читаешь текст Кривцовой и Ланна - перестаёшь понимать, что это и зачем, кто все эти люди и почему всё это может быть смешно (думаю, я не одна такая). В любом случае Введенский подарил нам не пластмассовый "литпамятник", а забавный, весёлый, очень читабельный текст. Цена, конечно, запредельная, но перевод Введенского в любом случае заслуживал переиздания, и это именно те "Записки Пиквикского клуба", которые должны быть в домашней библиотеке.

0    0